Метеболизировав утренний кофе, мы решили отправиться на прогулку на море. Любимая собиралась всегда исключительно быстро и уже стояла у двери, пока я всё ещё бродил по дому в трусах, пытаясь вспомнить, где оставил свои шорты и украшения. Да, да, украшения! Полгода назад я внезапно ощутил в себе непреодолимую тягу к ювелирным изделиями, после чего обзавёлся двумя парами перстней, полудюжиной рунических кулонов со славянской символикой и массивной ремнёвой пряжкой. С тех пор я больше никогда не покидал дом без этого ритуального облачения. Вот и сегодня, я намеревался выйти в свет во всей своей мистической красе, но не мог припомнить, где же это я оставил свои богатства: у меня есть неистребимая привычка по всюду разбрасывать свои вещи, не очень заботясь о том, где и что именно оставил. Можно подумать, что по дороге в ванну или спальню мои аксессуары и одежда слетают с меня, как листья со старого дуба, находя для себя пристанища в самых неожиданных местах нашего безразмерного дома. Например, я уже полгода не могу найти свои любимые очки для чтения, хотя отлично помню день, когда они у меня пропали. Вот и сегодня, в духе своих лучших традиций, я растерянно слонялся по просторам нашего особняка в то время, как любимая уже стояла у дверей полностью готовая.

Хозяйка закатила глаза.

– Так весна скоро наступит, – уколола она меня.

Мне больше ничего не осталось, как взять первый попавшийся мне под руку кулон (кажется, это был коловрат), я спешно натянуть ярко голубые шорты и сунуть ноги в ярко-зелёные кроссовки, на ходу заправляя пёструю рубаху, мы, наконец, вышли на улицу. День обещал быть жарким, поэтому любимая хотела, чтобы мы вышли пораньше. Путь до моря составлял не менее двадцати минут и желательно его было проделать до того, как выглянет солнце.

Несмотря на сильную облачность, солнце каким-то непостижимым образом уже вышло и умудрялось жечь нас сквозь досадную просвет между облаков. Но мы всё-таки надеялись, что это ненадолго, так как дневное солнце здесь злое. В это время года оно печёт с небес, как раскалённый утюг, поставленный вам на спину.

Мы торопливо пересекли оживлённую автотрассу, и вот мы уже идём по прекрасной, хорошо ухоженной аллее, наслаждаясь красотой пейзажа. Когда мы с женой гуляем, мы всегда держимся за руки. Я даже не представляю, как можно гулять по-другому. Иногда от избытка чувств я прижимаю её руку к своей груди. Иногда к губам. А иногда и вовсе творил сущую глупость – лизал её ладонь или пальцы, как собака. Она всегда неизменно смеялась и говорила мне ласково: «Глупый!» Этого было вполне достаточно, чтобы я повторял этот ритуал несколько раз, пока мы приближались к морю.

Последняя часть пути на пляж проходила сквозь мангровые заросли, через которые были проложены отличные деревянные мостки на сваях, по которой ленивых американских туристов возили на пляж электрокары, изготовленные для не менее ленивых американских игроков в гольф. Вот и сейчас, пока мы держали путь к морю через мангры, нас обогнал полный отдыхающих гольфкар. Один из таких гольфкаров почему-то ехал нам на встречу совершенно пустым. Видимо, для ненр не набралось желающих вернуться с пляжа. Водитель, пожилой мужчина, лет семидесяти, неожиданно остановился перед нами и спросил, есть ли у нас лицензия? Пока я лихорадочно соображал, о чём идёт речь, старик добродушно рассмеялся, и сказал, что для хождения держась за руки требуется лицензия. Он уехал, довольный сам своей шуткой.

– А я думал, что он имел ввиду водительские права! – сказал я любимой.

На полпути до моря нам попался енот. Он жил в дупле на дереве, но сейчас вылез и внимательно и со знанием дела обследовал мусорный бак, его горбатая фигурка деловита переваливалась с лапы на лапу. Завидев нас, енот лениво перебрался с дорожки на ближайшее дерево и долго провожал нас взглядам, надеясь, что ему перепадёт от нас какое-нибудь печенье. Но печенья у нас с собой не было. Я часто шутил над женой, пеняя её, что она плохо забоится обо мне: сколько бы мы раз не ходили на пляж, она ни разу не собрала мне в дорогу “тормозок”, или прозрачный пластиковый пакетик «зиплок» с парой виноградинок или колечек «чириос». «Вот у Игоря,» – любил говорить я, «всегда был с собой бутерброд с салом, а также скомканный до неузнаваемости волмартский мешок и старая, многократно использованная салфетка. Мы часто любили вспоминать моего покойного отца, особенно потешаясь над его скрупулёзным отношением к провианту.

Ну вот и пляж. Мы разулись и пошли вдоль берега. Десятки, если не сотни птиц организовали шумный базар вдоль кромки воды. Немногочисленные отдыхающие не мешали им и либо лежали на песке, либо сидели в воде не плавая. Жену всегда интересовало, почему никто не плавает. Точного ответа на этот вопрос я не знал. В такие минуты мне хотелось быть собакой, и чтобы она кидала мне палочку, или теннисный мячик, которой бы я приносил ей обратно неизменно сопливым и слюнявым. Но я не был собакой, поэтому максимум, что мог сделать – это снова лизнуть ей руку. Она улыбнулась.

– Ты мыла руки? – в шутку спросил я.

– Конечно! – серьезно ответила она.

После пляжа, согласно традиции, мы отправились в «Панеру» на ланч, после чего решили зайти в «Волмарт», чтобы пополнить запасы. Аппетит у меня был богатырский, и поэтому ходить в магазин нам теперь приходилось чаще обычного. Зачастую нам обоим казалось, что в магазине мы стали бывать через день, и это несмотря на то, что практически каждый день покупали себе ланч в «Панере». Навряд ли я стал больше есть, это время теперь стало для нас бежать быстрее, и его ускорившийся шаг стал особенно отчётливо ощутим по ускоренно пустеющему холодильнику. Вот и сегодня белый кухонный айсберг был угрожающе пуст, поэтому жена предложила зайти в «Волмарт», который был неподалёку от кафе.

Задача перед нами стояла нехитрая: набрать полтележки самого необходимого, расплатиться и отвезти всё домой. Мы успешно справлялись с этой задачей бессчётное число раз, справимся и сегодня. Но сегодня нас ожидал самый настоящий сюрприз, который сделал сегодняшний визит в супермаркет незабываемым.

Когда мы уже стояли на кассе, Вероника принесла и положила в тележку большой пакет стирального порошка. Пакет был действительно большой и какой-то слишком уж хлипкий. Вероника строго посмотрела на меня и сказала:

– Только не дёргай его! Я знаю, какая ты бешеная псина. «Псина» у неё было словом ласкательным.

– Да когда я что-либо дёргал или портил? – пытался отпираться я, в шутку, конечно, – Я никогда ничего не портил… Ах да… – тут я вспомнил, как недавно продырявил какой-то пакет а багажнике её автомобиля, рассыпав всё его содержимой. Не помню уже, что это было, но было точно, потому что аналогичный случай недавно произошёл с другим мешком в багажнике моей машины. Поэтому спорить с Вероникой было бесполезно, ибо замечание её было подкреплено горьким опытом.

Таким образом получив своевременно предупреждение, я сосредоточил своё внимание на пакете, наблюдая в то же время, как продавщица, молодая чернокожая американка, снимала с конвейера наши продукты, сканировала их и раскладывала по пакетам. Я был настолько поглощён мешком со стиральным порошком, что совершенно забыл о наполненных продавщицей пакетах, поэтом Вероника, вздохнув, начала сама их перекладывать в опустевшую тележку. Наконец продавщица со сосканировала пакет с порошком и положила его поверх турникета, к которому крепились пустые пластиковые пакеты. Вдохновлённый Вероникиными инструкциями, я гордо поднял мешок, пытаясь перенести его в тележку, но тут случилось немыслимое: каким-то непостижимым образом пакет задел за какую-то металлическою скобу и взорвался тысячью белых хлопьев, густо осыпавших кассу, а также уже уложенные Вероникой в тележку пакеты с продуктами. Не веря своим глазам, я продолжал тянуть пакет к себе, постепенно рассыпая его содержимое вокруг. Пол оказался покрытый густым слоем «стирального снега».

Мне стало страшно неловко за себя, стыдно перед женой и продавщицей. Какой кошмар я умудрился создать на её рабочем месте. Я потупил глаза и сказал «I’m sorry…», но было поздно. Вероника, несомненно, обладала пророческим даром и предвидела, что именно это и произойдёт. Но и она не могла поверить своим глазам, видя, как её пророчество неожиданно быстро сбылось. Рот её быстро шевелился и издавал презрительные упрёки, вроде «Ну, я же говорила!», или «ну почему ты всё дергаешь?», или «ну, как это можно!?» И так далее по кругу. Слова её не складывались в моей голове в предложения и мне очень хотелось поскорее уйти. Я снова повторил «I’m sorry…», глядя на продавщицу, и постарался поскорее двинуть тележку к выходу. Но продавщица неожиданно преградила мне путь и взялась рукой за тележку. Что это? Я был озадачен. Вероятно, она хочтела, чтобы я убрал этот «mess», я посмотрел по сторонам, но метлы не увидел. Вмешалась жена, она тоже поскорее хотела уйти из магазина, чтобы не видеть этот позор. Я снова толкнул тележку, но продавщица снова остановила её рукой. «Wait!» – сказала она и сделала жесть кому-то рукой. Рот Вероники не переставал двигаться, колкие упрёки чередовались по кругу. Мне было стыдно, как нашкодившему псу. Права она, я – псина, старая, бешенная псина…

Непонятно откуда пришёл другой работник магазина, и продавщица отдала ему порванный мешок и что-то сказала. Он бегом ринулся куда-то вместе с мешком и, прежде чем я понял, что происходит, вернулся со вторым точно таким же, но только целым. Продавщица достала наши засыпанные хлопьями стирального порошка вещи и, как могла, очистила их и тележку, сложив всё назад. Вероника и я удивлённо смотрели на всё это, ибо всё увиденное было для нас полной неожиданностью. Вероятно, от стыда, а может и от удивления, Вероника не переставала бубнить, посыпая меня упрёками уже в третий или в четвертый раз: «Говорила я тебе, не дёргай!». Но тут неожиданно вмешалась продавщица и сказала, обращаясь к ней:

– He is not your child!

Тележка, наконец, была свободна, и мы вышли вон из супермаркета. По дороге через парковочную площадку до автомашины мы шли молча. Затем я нарушил тишину:

– А ты знаешь, что было сейчас самого удивительного? – спросил я Веронику, не скрывая лукавства в голосе.

– Что? – с лёгкой иронией поинтересовалась она?

– По ходу, мы впервые за тридцать лет получили настоящий пятизвёздочный сервис в «Волмарте», не могу припомнить ничего подобного…

Не помню, что она ответила. Подумав, с минуту, выгружая мешки в багажник – в этот раз Вероника сама предусмотрительно взяла пакет со стиральным порошком, что, несомненно, было благоразумно с её стороны, я добавил:

– Похоже, что я понял секрет. Я уже достиг того возраста, когда мне всё может сходить с рук, как старому деду. Но, чтобы это работало, наверняка нужна ещё яркая одежда и лёгкий налёт неадеквата. Без моей цветной рубашки и моих бирюлек вряд ли бы это сработало.

Вероника рассмеялась.