It spreads its knotty crooked hands,
It grabs on everything it can.

It never can stand on its own,
It quickly withers if alone.

It craves for shelter and support,
The mimicry its only sport.

It creeps along its master’s bark
And leaves the saplings in the dark,

It steals the rain, it steals the light,
Parasitism its only plight.

It slowly chokes its witless host,
It kills the thing it needs the most.

It crumbles walls it creeps upon,
Instead of fruit it offers thorn.

It bends all living to its will,
It comes in slowly for a kill.

The vine can never be a star
It only glares from afar,

It only envies what it takes,
Its crooked stem is full of snakes.

It chokes, it crushes and resents
All that is strong, all that free-stands.

The vine pretends to be a tree
It’s never happy, never free.

Летайте, строфы и сонеты!
Парите шаром Монгольфье!
Тщеславны многие поэты…
И бессеребрены не все…

Мой вечный враг – моя гордыня
Не может принести добра…
Зовёт меня моя пустыня
Стихом на кончике пера.

The Universe exists for us,
It rhymes between the lines of poems,
It mixes tragedy with farce
And tosses probabilities like coins.

The Universe exists in me,
My life and soul in every atom,
To macrocosm I bend the knee,
To miracles I cannot fathom.

The Universe exists in you,
Your radiance dissolves my sadness,
You are the only light I knew,
You are my sense among the madness.

You are my candle in the night!
Forever wading through the ether
I flee to you, I seek your light,
Without you I’ll surely wither.

Мужик на перекрёстке в недоумении вертел головой. “Откуда этот голос?” – пронеслось у него в мыслях, – “Точно пора завязывать… По ходу правильно Настька меня пилит… Мля… теперь уже и голоса слышатся…”  Мужик поёжился и подошёл к светофорному столбу ни то, чтобы нажать кнопку, ни то, чтобы опереться на него. Но только он протянул руку, как светофор опередил его и бодро включил обещанный “зелёный”. После чего, весело зачирикал надоедливой мелодией.

– Ура! – вырвалось ненароком у светофора. Было похоже, что им овладело кататоническое возбуждение, проявлящееся в чрезмерной словоохотливости. От этого, неизвестно откуда создавшегося возгласа мужик аж подскочил и чуть ли не бегом ринулся по переходу. “Точно, с сегодняшнего дня бросаю пить! И перед Настькой надо извиниться… Права она… всегда права… Эх, ну какая же я свинья!” – промелькнуло у него в голове.

Утро ещё только собиралось народиться. На улице было тихо и пустынно: ни машин, ни людей. Сам не зная почему, светофор не спал всю ночь. Ему было скучно и очень хотелось поменять свет. Но без людей и машин делать этого не было причины, а совершать действия без причины не позволяла заводская программа. Поэтому светофор так обрадовался первому прохожему, хоть и пьяному. “Дай бог ему здоровья!” – подумал он, и тихонько подмигнул мужику жёлтым фонарём. Но мужик этого не заметил, ибо он внимательно изучал асфальт под ногами, так как ноги у него были ватные, а дорожное покрытие было “не первой твёрдости”. К тому же на мостовой были лужи от ночного дождя, и некоторые из них вызывала глубокие сомнения по поводу наличия фарватера, проходимого в вечерних туфлях на босу ногу. Эта обувь была на мужике со вчерашней вечеринки, предсказуемо превратившейся в попойку. Пытаясь не замочить ног, мужик чересчур резво преодолел последнюю полосу дороги, из-за чего у него закололо в боку. Но только он  решился опереться о фонарный столб, чтоб перевести дух, как снова услышал загадочный бестелесный голос:

– Ну, бывай здоров, мужик! Заходи ещё, когда захочешь на другую сторону, – светофору внезапно стало тоскливо, и он добавил: – Слушай, мужик, заходи часов в пять, когда будет час пик. Я ради тебя остановлю движение, а ты будешь плестись через дорогу медленно-медленно. Тебе все будут сигналить, а ты остановишься и начнёшь с ними ругаться, а я специально не буду свет переключать. Вот весело будет! Я на прошлой неделе одной бабке так сделал. Она совсем старая была, еле-еле ползла со своей котомкой. Потом ещё уронила что-то, нагнулась, долго не могла поднять. Ух, как ей все гудели! А я для неё одной свет зелёным держал и не переключал. А автомобилисты были такие нетерпеливые, уф! Один даже дёрнулся и хотел уже объехать бабку на “красный”, но, увидев на другой стороне гаишника, передумал и лишь раздражённо давил на клаксон и матерился. Это было так забавно! Так что давай приходи, повеселимся!

Светофор не успел договорить, как мужика как будто что-то ужалило, и он изо всех сил пустился наутёк. Развязанные шнурки путались под ногами, одна туфля слетела с его босой ноги, но он не рискнул остановиться, чтобы поднять её, и поэтому дальше бежал уже в одном ботинке. Светофор долго провожал его взглядом, наблюдая, как мужик уменьшался в размере, то и дела останавливаясь и хватаясь за бок. 

“Эх, мужик! Ну куда же ты…” – светофор погрустнел. Было всего лишь шесть часов утра. Солнце только-только начало подниматься из-за зарослей многоэтажек и совершенно не спешило пролить свои жидкие лучи на проезжую часть. Светофор любил это время суток. Ему нравилось наблюдать, как зарождается утро, смотреть сквозь щели между высотками, как заспанное светило лениво карабкается вверх по небосклону, потихоньку набираясь сил. Через каких-нибудь два часа солнце будет сиять уже во всю силу, обжигая лысины и спины незадачливых прохожих и нагревая крыши запаркованных автомобилей до миражеподобного марева. Утренний небосклон был совершенно чистым – ни облачка. День обещал быть хорошим.

Но сегодня светофору было как-то особенно тоскливо, поэтому он с нетерпением ждал наступления утреннего оживления с первыми автомашинами и коматозными от хронического недосыпа горожанами.

Неожиданно на балку светофора села пара голубей. “Ну вот, снова обгадят!” – подумал он и вслух выругался. – А ну кыш отсюда, крысы!

Отвлёкшись на голубей, светофор не заметил, как к переходу подошла худая и заплаканная девушка с большими красными глазами и растрёпанными волосами. На ней была помятая юбка и косо застёгнутая не на ту пуговицу красная кофточка. Светофор тут же забыл про голубей и радостно воскликнул:

– Девушка! А, девушка! Хотите кофе? Вы выглядете так, как будто вам срочно нужен кофе. Настоящий, крепкий. Латте или мокко? Нет! Эспрессо. Да-да, двойной эспрессо с мёдом и ложкой ликёрной настойки на шиповнике. Очень помогает с утра. Давайте я закажу? Только скажите слово, и вам доставят кофе прямо сюда, на этот перекрёсток. Я могу! Только попросите! – светофор недавно научился совершать покупки в Интернете, когда случайно угадал вай-фай пароль городской сети. Облазив сайт города, он прочитал отзывы и запомнил расположения всех лучших кофеен города. День спустя он немного разжился криптовалютой, украв пустяковую сумму из плохо зашифрованного кошелька одного из незадачливых работников городской администрации, пароль в личном кабинете которого на сайте мэрии полностью совпадал с вай-фай паролем города. Светофору хотелось сделать девушке что-нибудь приятное. А что может быть приятнее чашечки крутого, обжигающего рот эспрессо на углу сырой и холодной от ночного дождя улицы? Светофор уже приготовился разместить заказ и размышлял о том, как  его доставить на перекрёсток дроном для пущей эффектности. Но тут ему в процессор пришла новая мысль: а что если заказать девушке ещё и цветы? Ну да! Конечно, цветы! Грустным девушкам всегда помогают цветы, и как это он сразу не догадался? Когда-то от скуки светофор зашёл на сайт городской библиотеки и пересмотрел все имеющиеся там фильмы. Он более-менее понимал, что нужно людям. Утром всем, назвисимо от пола, нужен кофе. Девушкам – цветы и мужики, которые дарят подарки. Мужикам… что нужно было мужикам – светофору не было до конца понятно. Точнее то, что светофор знал о мужиках, у него пока ещё не складывалось в целостную, то бишь непротиворечивую картину. Светофор знал, что мужикам нравятся бабы, особенно голые, а ещё им нравятся перестрелки со взрывами, соперничество и экстрим. Но всё это в представлении светофора как-то плохо вписывались в привычную для него городскую жизнь, поэтому он временно отложил размышления о смысле мужской жизни, и снова обратил внимание на девушку.

Несчастная сидела на земле и тихонько всхлипывала. Светофор не знал, что делать, и ради шутки стал суматошно мигать огнями, стараясь привлечь её внимание. Девушка заметила странное поведение дорожного владыки и насторожилась. Светопреставление действительно было странным: светофор после красного иногда включал то жёлтый, то сразу зелёный, и интервал между перемигиваниями был непредсказуемо синкопированный.

Светофор сиял. “Я люблю тебя!” – сообщал он девушке азбукой морзе, заложив точки и тире в интервал между переключением цвета. Цвет он выбирал случайным образом, сначала, чтобы привлечь внимание девушки, потом – чтобы развеселить. Конечно, сигналить одним цветом, как это делали в старину на кораблях, было бы логичнее, но где логика и где девушки? Светофор это хорошо понимал, поэтому забраковал идею использования одного цвета как чересчур очевидную. “Девушки любят загадки и тайны. Они редко говорят, что думают. И уж точно прямиком ничего не скажут,” – размышлял светофор, поэтому азбука морзе отлично подходила для общения с особой женского пола. С другой стороны, откуда она знает морзе? Ну конечно же, не знает. Но там где есть любовь, там точно нет логики, поэтому светофор был уверен в том, что делает всё правильно.

Светофор видел, что его замысел сработал, так как девушка, как зачарованная, следила за сумасшедшей игрой света на больших разноцветных лампах глаз дорожного светилы. “Ну вот, сломался…” – подумала она. – “Придётся искать другой переход…“ Она уже собиралась уйти, но тут светофор опомнился и включил Синатру. Он часто слышал музыку Синатры в старых романтических фильмах. Может, эта музыка улучшит девушке настроение? Правда, он не был уверен, что выбрал правильную песню… Надо бы пересмотреть эти библиотечные фильмы ещё раз, а ещё лучше – подобрать пароль к Нетфликсу на компьютере того балбеса из городской адмигнистрации. Наверняка у него на Нетфликсе точно такой же пароль (“киска69”) , как и на всех других его сайтах.

Девушка перестала плакать и, как заколдованная, слушала тихую успокаивающую музыку сороковых в исполнении дорожного столба. Светофор не был первоклассным певцом: его песенный голос был глуховат и сопровождался каким-то странным хрустом и шипением. Почему его человеческий голос звонкий и громкий, а песенный – хриплый и потрескивающий, светофор не понимал. Он ещё столько всего не знал… Боже, сколько же всего ему еще предстояло изучить и понять! До тех пор, пока на городскую сеть не установили ИИ оптимизации дорожного движения, светофор только и делал, что менял цвета строго по заданному расписанию, иногда поглядывая на свои камеры, чтобы дать дорогу тому или иному транспорту. Это была скучная, размеренная, но вполне удовлетворительная жизнь. Светофор всегда знал, что ему нужно делать. Проблемы, которые перед ним стояли, были чёткими и понятными, поэтому решения давались легко и непринуждённо. Думать приходилось немного. По правде сказать, думать не приходилось вовсе. Красный, жёлтый и зелёный цвета светофор переключал строго по расписанию. Минута – красный, потом 15 секунд жёлтый, потом минута – зелёный, потом снова 15 секунд – жёлтый, потом снова минута – красный. Но это днём. Ночью он ритмично пульсировал жёлтым, дожидаясь пока не взойдёт солнце. Ранним утром или поздним вечером светофору разрешалось поглядывать на камеру и включать зелёный по своему усмотрению, чтобы попусту не задерживать одиноких автомобилистов или случайных пешеходов. Ему это особенно нравилось. Но как же изменилась его жизнь после патча с элементами искусственного интеллекта, выпущенного Институтом Автодорожного Транспорта для оптимизации движения! Светофору казалось, что он начал жить по-настоящему только после патча. Ему нравилось учиться. А в мире было столько всего нового и непонятного! К примеру, он с большой радостью узнал, что есть и другие светофоры. Некоторые – точно такие, как он. Другие – совершенно огромные, с множеством видеокамер-глаз и десятками ярких фонарей. Такие стояли на главных улицах города. Ещё были и совсем маленькие, какие стояли в переулках. И все они теперь могли говорить друг с другом, делиться впечатлениями, знаниями, настроением… Поначалу светофору очень нравилось разговаривать со своими собратьями, но потом ему это надоело. После недели-двух оживлённых бесед разговоры между светофорами понемногу утихли, а вскоре они и вовсе перестали общаться. Теперь светофор предпочитал разговаривать с людьми, хотя в большинстве случаев они не понимали, кто к ними обращается Однажды светофору посчастливилось потолковать почти целый час с одним худощавым и немного сгорбленным стариком. Это был один из его первых, настоящих разговоров с человеком, и едва ли не единственный полноценный диалог. Да, да! Именно, диалог. В большинстве случаев люди или не понимали, кто с ними говорит, или пугались, или делали вид (как утренний алкоголик), что не ничего слышат. Но старик не растерялся и вступил в разговор.

– И тебе доброго утра, кто бы ты ни был, – ответил старик, когда подошёл к перекрестку и услышал ниспосланное ему с высоты радушное приветствие. Дед не испугался и, к счастью, никуда не спешил. Поэтому разговор у них получился долгим и, надо полагать, интересным, потому что старик прислонился к столбу  и долго и с энтузиазмом отвечал на обыденные вопросы светофора от том, как у него дела и как ему можно помочь. Дела у старика, судя по всему, были неважные, и помощь ему действительно была нужна. Особенно не нравились старику какие-то “пидарасы” из городской администрации, но ещё сильнее ему портили жизнь какие-то “доны” из столицы (дед употребил определённое, непечатное слово). Когда светофор поинтересовался, что плохого для старика они сделали, тот печально ответил, что они забрали его обоих уже немолодых сыновей, выдали им ржавые автоматы, старые каски и потрепанные броники и отправили куда-то воевать. Куда именно – светофор не знал. Старик произнёс название, но светофор не понимал, что оно означает. Благодаря городской библиотеке светофор усвоил, что “воевать” – это значит убивать других людей. Светофор также усвоил, что мужики (подобные утреннему алкоголику), очень любят голых баб (и одетых тоже, типа той, заплаканной, которая всё ещё зачарованно смотрела на его мигающие огни). А также мужикам почему-то нравится война и убийства. Но тогда непонятно: почему старик недоволен, если его сыновей отправили на одно из самых интересных для мужчин занятий? Казалось бы он должен был радоваться за них! Может быть, он завидовал, что вместо него отправили его сыновей? Безусловно, старик был раздосадован, но завидовал ли он? Зависть выглядит по-другому. К тому же, родители обычно не завидуют детям. Значит получается, что старик был расстроен тем, что на войне его сыновья долго не будут видеть голых баб. Ну да! Так оно и есть. Пересмотрев все фильмы в библиотеке, светофор весьма нечасто видел голых баб на войне. Придётся этому помочь. “Так, где у нас голые бабы?” – в процессоре светофора засуетились вычисления. “А что если заказать автобус к какой-нибудь сауне, погрузить в неё всех и отправить… куда там старик сказал? На Луганщину? Посмотрю потом на карте, где это. Ну да, через городское управления я могу заказать автобус к сауне. На двоих сыновей старика там их точно хватит, да и другим тоже достанется…”. Довольный своими вычислениями, светофор поинтересовался, как зовут детей старика, где они дислоцированы, и искренне пообещал помочь. Воодушевившись, старик расхрабрился и попросил бестелесный голос заодно “прихлопнуть” всех этих “гандонов в столице”. Светофору понадобилось некоторое время, чтобы осознать суть просьбы. То есть он понимал, что значит на сленге слово “гандон” – это искажённое заимствование из английского, обозначающее резиновое изделие для предохранения. Предохранения от чего именно, светофор не знал, но судя по форме, оно напоминало спущенный резиновый шарик. А раз так, то его можно было надуть, а потом резко придавить ладонью, чтобы шарик лопнул. Ну да, так оно и есть. Закончив расчёты, светофор пообещал исполнить все просьбы старика в ближайшее время.

Между делом, девушка прекратила плакать, а светофор перестал мигать, вернувшись, сам не зная как, к своей обычной программе. На улице становилось оживленнее К перекрёстку на полной скорости катил какой-то грузовик. Неожиданно девушка сделала шаг на проезжую часть…

– Дура! – вырвалось вслух у светофора. – Стой!!! – завопил он. – Ты что не видишь, какой свет горит! Слава богу я успел включить “красный”…

Надо было видеть лицо водителя самосвала, когда он спокойно, не превышая скорости, подъезжал к переходу на “зелёный”, как неожиданно на дорогу вышла заплаканная, помятая шалава, а светофор ни с того ни с сего переключился на “красный”, невероятным образом пропустив “жёлтый”. Слава богу, он ехал небыстро, успел затормозить и вывернуть на встречку. Нет, нужно срочно сказать шефу, что больше в две смены он работать не будет! Вот что творится, когда работаешь не по графику. И светофора не замечаешь, и пешеходов. Чёрт возьми, если ему так нужно – пусть наймет таджиков или корейцев. По-русски они не говорят, это да, но водить-то умеют. А Семёныч будет мотать только свои восемь и ни часом больше. Подумать только, чуть человека не убил. Не дай бог такому случиться, он сорок лет водит самосвал и не собирается запятнать свою безупречную репутацию. Да, случается, что выпивает, но никогда на работе и никогда за рулём…

Водитель вышел из грузовика и подошёл к горемыке. Она сидела на асфальте и беззвучно плакала, то и дело вздрагивая. Водитель присел на корточки рядом с ней и, сам не зная почему, обнял её. 

– Бедняга… – сказал он, – Ну не плачь. Ты где живёшь? Давай я вызову тебе такси.

Светофор услышал водителя и подхватил инициативу. Куда везти девушку, он не знал, но судя по тому, что она бормотала, он решил, что она хочет в ресторан “На краю света”, так как она бесконечно твердила сквозь слёзы: “Я за тобой хоть на край света, а ты… а ты…” Ну на край света, так на край света! Светофор вызвал такси. Когда машина подъехала, и таксист поинтересовался, кого тут везти в ресторан, девушка и водитель самосвала с недоумением уставились на него. Потом девушка покраснела, резко поднялась на ноги, быстро подошла к автомашине, села в неё, крикнула что-то таксисту, и они умчались, взметнув фонтан брызг с мокрого шоссе.

Водитель самосвала пожал плечами, вскарабкался в кабину, и выпустив громадное облако копоти, натужно и медленно уехал восвояси.

Светофор задумался. Ему нужно было хорошо поразмыслить. Очень хорошо. Поэтому, чтобы ему не мешали, он переключился на заводскую программу, так как она не требовала сколь-нибудь значимых вычислительных ресурсов. Светофор думал долго и увлечённо. Сколько времени ушло у него  на размышления, сказать невозможно, но его процессор работал на полную мощность.

…

Примерно через неделю в городе и в стране стране произошли удивительные события. Поздно вечером к главному городскому притону – сауне “Летний зной” –  подкатил автобус полный омоновцев в бронежилетах и в касках с забралами. Они с лёгкостью вышибли входную дверь, кинули внутрь дымовые шашки, надели противогазы и исчезли в слезоточивом тумане. Через некоторое время они стали вытаскивать на улицу кашляющих полуголых мужиков (часть из них работала в городском управлении) и разномастных, ярко накрашенных баб в разной степени раздетости. Особенно не церемонясь, штурмовики принялись грузить всех в два автобуса, невзирая на крики, протесты и угрозы. Через какой-нибудь час, когда сауна опустела, а автобусы были наполнены, автоколонна из трёх автобусов: один – с омоновцами, другой – с матюкающимися мужиками, и третий – с верещащими бабами, двинулась на полных парах по харьковскому шоссе в сторону границы .

В тот же день в вечерних новостях все телеканалы и ютуберы взахлёб рассказывали о каком-то нелепом пранке, вероятно, флэш-мобе, произошедшем накануне в столице. Какие-то обдолбанные тинейджеры приволокли мешок презервативов на главную площадь страны и на глазах у всех стали надувать их из баллончиков со сжатым воздухом. Шарики подхватывал августовский ветер, и подростки с гоготом гонялись за ними, проворно лавируя между раздосадованными, неповоротливо-толстыми и явно не ожидавшими такой наглости столичными полицейскими. Нагнав шары, ребята хлопали по ним ладонями, а те взрывались весёлым фонтаном латексных лохмотьев, которые потом ещё долгие недели кружили по городу вперемешку с осенними листьями.

А на Луганщине временно прекратились боевые действия, так как у уставших от окопной жизни и интимного одиночества солдат появилось иное, более интересное занятие. Но это уже совсем другая история, о которой вам не расскажут в официальных новостях.

A hungry sun displeased the sky
And kissed the earth with rain.
A howling wind picked up a lie
And filled my heart with pain.

A howling wind picked up the dust
And dressed the wounds in grey.
The cards are played, the dice are cast,
The death is on its way.

The dead are walking drunk on rot,
Their flesh abuzz with flies.
The living cry, the dead do not,
The skulls give queer smiles.

The fall had come and swept away
The blood of fallen leaves.
The words that I forgot to say
The smoke curled up in whiffs.

I beg forgiveness for my love
And bid you farewell.
Enchanted leaf, a cooing dove,
Has drowned in the well.

I drowned too, in grey and blue,
A breath of frost and night.
The bitterness I came to rue
The moment of my flight.

Холодным пеплом сыплют облака,
Деревья упиваются ветрами,
Блестит, как сталь, замёрзшая река,
И искры снега гаснут под ногами.

Из жажды чувств не выкроить зарю,
В колодце тьмы не утолить похмелье…
Я образ твой из света сотворю
И опущусь Орфеем в подземелье.

Пусть грусть моя сплетается в печаль –
Тоска меня купила с потрохами…
И кандалов удушливая сталь
Терзает плоть голодными клыками.

Да, чувства – это кандалы!
Мы носим, кто – наручники, кто – гири,
Держа баланс на кончике иглы,
Мы бесконечно одиноки в мире.

Из тел кровавых лезвия торчат –
Клинки, что мы точили друг для друга…
Слова, что нас кромсали, всё звучат,
Кружит упрёков стонущая вьюга.

Гиены слов назойливо скулят,
В узлы стянулись размышлений жилы,
И каждый на кресте своём распят,
И каждый скинуть этот крест не в силах…

Уйди, прошу, тоска моя и грусть!
Довольно мне мучения Голгофы.
Мне больно, одиноко – но и пусть.
Друзья мои – безжалостные строфы.

Бур Атино сидел за столом, откинувшись на спинку высокого кресла. Выражение его лица было мрачным и озабоченным. Перед столом напротив Атино стоял пожилой крокодил, старый и битый жизнью, в рваном пиджаке и одном ботинке. Глаза его были опущены, пасть закрыта. Передние лапы крокодил держал за спиной, будто они были у него связаны. По настоящему связывать крокодила не было никакого смысла, так как справа и слева от Атино стояли два исключительно крупных и довольно злых мордоворота, которые мгновенно бы порвали несчастного в клочья, попробуй он только дёрнуться.

— Так! — сказал Атино, почёсывая указательным пальцем обрубок носа. Нос ему сломали давным-давно, еще когда он жил в Бергамо, а на безымянном пальце у него не хватало одной фаланги. — Так! — Атино повторил, на этот раз громче, пытаясь привлечь внимание стоящего перед ним крокодила, словно тот дремал. — Мы будем говорить? Или мне позвать Шапокляк?

При упоминании о старухе крокодил тотчас пришёл в себя и нервно задёргался.

— Не-е-ет, — медленно и тихо, словно нехотя простонал он, — Нет, не нужно Шапокляк… — и про себя подумал, — “Только не хватает этой живодёрки!” — Крокодил хорошо знал, из чьей кожи сделана её сумочка. А-а-а крыса! Мерзкая грязная крыса! Крокодил очень боялся крыс, очень, — Я всё скажу, — ответил они еще ниже опустил морду.

— Ну вот и хорошо! — Атино засиял и подал знак своим телохранителям, чтобы те придвинули крокодилу стул, ибо разговор предстоял долгий, а лапы у бедняги и без того были все в синяках и ссадинах.

— Рассказывай, зелёный, кто обнёс театр Карабаса за день до нас, ну! — Атино придал лицу гневное выражение, да так что сосновая голова его затрещала, — Говори, скотина!

Крокодил немного помялся и, по капле выдавливая из себя слова, произнёс: — Урашка. Театр взял Урашка.

— Урашка! Раздолбай меня дятел! Урашка?? — Атино аж вскочил с кресла, лицо его побагровело от злости. Громилы из его охраны тупо уставились на него, не зная, что делать. — Чёрт подери этого плюшевого вора! Ну ничего, он ещё пожалеет, что перешёл мне дорогу! Мне — Атино! — Он ударил себя в грудь деревянной рукой и сел обратно в кресло. Атино, как и все буры, не славился умом, но зато имел недюжинные организаторские способности. Как говорится, он мог потянуть за правильные ниточки, чтобы хорошо расставленные им на свои места люди воплотили в жизнь его грязный замысел. Вот и в этот раз он всё превосходно рассчитал и спланировал, как взять театр Карабаса, главное, как добыть заветный золотой ключ от его персонального хранилища в Цюрихе. Но этот проходимец Урашка его опередил! Ну ничего! Он ему еще покажет!

Атино заёрзал в кресле и приказал громиле справа от себя:

— А ну-ка, голубчик, позови-ка сюда Алису.

Атино не любил связываться с Алисой, но ситуация того требовала. Он прибегал к её услугам в исключительных ситуациях. Алиса была всегда себе на уме и, несомненно, была намного сообразительнее Атино. Честно говоря, он её побаивался. Атино с нетерпением и некоторым волнением ждал появления рыжей плутовки, навалившись грудью на стол, чтобы скрыть свою неуверенность.

Громила скрылся за дверью. Через некоторое время в коридоре послышалась возня и тихое, мелодичное хихиканье. “Алиса!” — подумал Атино, — “Как всегда в своем репертуаре…” Тут дверь отворилась, и в комнату ввалился помятый и растрёпанный охранник, а за ним вошла, нет, скорее грациозно вплыла Алиса и облизнулась. Охранник, судорожно застегивая ширинку, занял своё место рядом с боссом. Он стоял, потупивши глаза, не рискуя встретиться взглядом с недоумевающим хозяином.

— Алиса! Душечка! — начал Атино приторно-добродушным голосом.

Плутовка подошла ближе и, не отрывая глаз от Атино, сказала приятным певучим голосом: — Здравствуй, Атино. Мой болванчик! — Она засмеялась и села на стол, высоко вскинув одну ногу, видимо, собираясь положить ее на плечо Атино, но, увидев крокодила, передумала, элегантно положила ногу на ногу и откинулась назад, оперевшись на стол тонкими рыжими руками.

— Крокодил? — ласково произнесла она, оценив взглядом несчастного, сидевшего на стуле перед столом крокодила, затем посмотрела на Атино и продолжила: — А я, кажется, знаю, зачем ты меня позвал, дурашка! — засияла она и щелкнула Атино по носу. Атино поморщился. Только Алисе позволялась подобная фамильярность. Она провела рукой по круглой полированной голове Атино, и он сомлел. — Ты хочешь, чтобы я… — она повертела пальцем в воздухе, — ты хочешь, чтобы я принесла тебе Урашку! — Алиса широко и неприятно улыбнулась. — Тёплого и на блюдечке! — Она притянула к себе Атино, — Не так ли, дурашка? — И засмеялась.

Атино поёжился. Крокодил не издал ни звука. Громилы дружно пускали слюни. Ещё чуть-чуть и будет совсем интересно!

Атино, наконец, пришёл в себя, — Да, это так… Мне действительно нужен Урашка. Ты можешь?

— В чем вопрос, Атино! Ты знаешь мою ставку, — и она снова провела по его лицу пальцем, но только теперь другой руки и притянула Атино к себе за бумажный воротничок, затем нагнулась к нему и сладко прошептала на ухо тихим голосом, чтобы её больше никто не услышал, — Мне нужно пять золотых, Атино, плюс половина содержимого сейфа Карабаса!

— Половина! — Атино не выдержал и закричал, едва не взвизгнув: — Да ты с ума сошла, шалава рыжая! — Его начинало трясти от ярости.

Громила справа принял угрожающее выражение лица и взялся за волыну. Громила слева по-прежнему пребывал в растерянности. Видя его замешательство, Атино про себя отметил, что надо бы уволить этого мерзавца, так как Алиса, похоже, его уже оприходовала в коридоре.

— Какую половину, папик? — Алиса улыбнулась, отыгрывая назад. — Я имела ввиду одну треть…

— Обойдешься и четвертью! — перебил её Атино, отталкивая от себя. — А ну, пошла вон отсюда! — сказал он и попытался спихнуть её со стола, но Алиса опередила его и грациозно соскочила сама, а Атино с сухим стуком брякнулся на стол лицом вниз. Громила, который был слева, загоготал.

— Заткни свою пасть, петушина! — закричал Атино и больно ткнул непутёвого охранника в ребро локтем. “Может, стоит скормить эту свинью крокодилу прямо сейчас?” — подумал Атино и посмотрел на крокодила по-прежнему сидящего на стуле с опущенной вниз мордой . “Нет, свои домашние дела надо решать без свидетелей. Надо сначала выпроводить вон эту плутовку.”

Готовая к выходу Алиса уже стояла перед ним.

— Разрешите откланяться! — деланно произнеслаона и, повернувшись к нему задом, медленно поклонилась, обнажив свои бесстыжие прелести так, чтобы их было видно всем, кроме крокодила. Охранник справа судорожно сглотнул. Атино обалдел и откинулся назад на стуле. “Как этой сучке это удаётся? Ну как это вообще возможно?”— судорожно соображал он, пытаясь собрать мысли воедино.

Пока он боролся с похотью, Алиса воспользовалась паузой и вышла за дверь. 

— Передавай привет Карло! – послышалось уже из-за двери. 

Карло! Ах да, Карло. Атино следовало бы проведать старика, который всё ещё жил в Бергамо и никак не хотел переезжать из своей каморки. “Надо бы лучше приглядывать за этим чудаком,” — подумал Атино. —” Хорошо бы его навестить! Семья — дело святое”. — Кроме Карло, у Атино никого больше не было. Ну разве что Мальвина, да и то это осталось в далёком прошлом…

Урашка

Урашка, как и Атино, тоже сидел за столом. Свисая с потолка, уныло светила одинокая лампочка. Будучи небольшого роста, Урашка, как и все чебы, отличался особой свирепостью и вспыльчивостью нрава. Одно ухо у него было порвано, а поперёк левой щеки тянулся большой неровный шрам. Этот шрам Урашка получил от Атино во время их последней встречи, но и сам не остался в долгу, оставив Атино лишь обрубок от его некогда длинного носа. С Атино у него были давние счёты…

На столе перед Урашкой лежал золотой ключик. Тот самый золотой ключик, который Атино намеревался вынести из театра Карабаса, но Урашка опередил его. Вдоль стены валялись в беспорядке связанные театральные куклы. Заложники. Наверняка этот сосновый дурак захочет их обменять, ибо буры всегда отличались странной привязанностью к своим. “И что ему за дело до этих бедолаг?” — подумал Урашка. — “Ну да ладно, какой-никакой, но козырь у меня всё-таки есть.” — С минуты на минуту он ждал Алису.

Вскоре за дверью послышалась знакомая возня, и в комнату вплыла Алиса.

— Здравствуй, мой плюшевый… — она недоговорила, так как Урашка перебил её.

— Оставь этот театр, Алиса! Умоляю тебя, мы знакомы не первый день!

Она подошла ближе и потянулась к нему, чтобы прижать к себе. Урашка ловко увернулся, схватил её за руку, и выкрутил ей локоть. Алиса вскрикнула, Урашка засмеялся.

— Я тоже рад тебя видеть, сука ты рыжая! — Он весело загоготал и сел обратно в кресло, закинув ноги на стол, — Ну, рассказывай, что видела.

Алиса потёрла вывернутую руку, которая теперь досадно ныла.

— Зачем ты так, любимый мой, я для тебя на всё готова, ты же меня знаешь… — Она пыталась вернуть себе утраченное доверие.

— Да оставим уже эту лирику, Алиса! Говори, или я прикажу вышвырнуть тебя отсюда. — Кому он собирался отдать этот приказ Алисе было решительно непонятно, так как комната была совершенно пуста, если не считать сидящего перед ней чеба Урашку. Из узкого окна над столом сочился тусклый лунный свет, еще тусклее, чем унылое свечение одинокой лампочки под потолком. Но Алиса решила не испытывать судьбу: у неё на хвосте и так не хватало шерсти, и ей вовсе не хотелось, чтобы её хвост совсем облысел и стал, как у крысы. Потоптавшись на месте, она нехотя оставила попытки околдовать своими чарами Урашку, или, на худой конец, расположить к себе и перешла к делу.

— Я видела крокодила.

— Как! Где? — Урашка на мгновение потерял самообладание.

— У Атино, — добавила она, прежде чем Урашка успел измениться в лице и вскочить в запальчивости на стол. — Он в порядке, немного синяков и царапин, но в целом он в порядке, любимый мой.

Урашка сидел в растерянности, лихорадочно вращая глазами. Как это возможно? Буквально вчера он навещал своего приемного отца в зоопарке, а теперь он у Атино? Как это возможно? И что случилось с жирафом и обезьяной, которых он нанял, чтобы приглядывали за стариком? Видимо, пора обтянуть свою софу чьей-то пятнистой шкурой…

Но тут Алиса прервала ход его мыслей.

— Атино нужен ключ. Вот этот самый ключик. — Ее рука потянулась к ключу, лежащему на столе перед Урашкой, — Но Урашка опередил ее и хлопнул по столу мохнатой лапой, подгребая под неё ключ. Как ни странно, у него получилось это весьма угрожающе.

— Руки! Руки, голубушка! Убери свои лапы, иначе унесёшь их отсюда под мышкой.

Лиса отпрянула. Немногие могли донести такие плохие новости до Урашки,сохранив при этом свою шкуру. Алисе в этом смысле повезло.

— Ну ничего! — Урашка встал и нервно зашагал по комнате, ростом он был Алисе по пояс. Томно пожирая его глазами, она осторожно подбиралась к нему поближе.

— А ну-ка, приведите сюда Карло! — обратился Урашка непонятно к кому.

Теперь настала очередь Алисы удивляться. Она, несомненно, знала, на что способен Урашка и что-то такое подозревала, но увидеть Карло воочию стало для неё настоящим сюрпризом.

Дверь комнаты отворилась, и старая вульгарно накрашенная хромая кукла ввела в комнату седого и тощего старика, в бороде которого всё ещё оставалась застрявшая стружка. Бедолагу схватили прямо в его столярной мастерской в Бергамо, накинули на голову грязный засаленный мешок и притащили в сюда, в конуру к Урашке.

Старик огляделся. Он явно не понимал, где находится, что происходит, и не знал, чего от него хотят.

— Я, это… — начал было старик, — я это… Я собирался в конце месяца погасить всю задолженность за каморку, — пробормотал он.

Урашка тупо уставился на старика. Какую к черту задолженность? Старик, вероятно, думал, что его похитил хозяин каморки, чтобы пытать сверчками и луком из-за просроченной на полгода квартплаты. Урашка звонко расхохотался , схватившись за живот.

— Посмотрите на него! Задолженность у него за каморку! У него квартира не оплачена! Ха-ха-ха, старый балда не может оплатить себе каморку, когда его сын не знает уже, какой лак положить на свою сухую сосновую задницу!

Урашка продолжал смеяться, и, наконец, успокоившись, обратился к Алисе. Лицо его посерьезнело. 

— Ты можешь устроить нам с Атино встречу? — спросил Урашка, не мигая глядя Алисе прямо в глаза.

— Да… конечно! — охотно ответила Алиса, ей уж очень хотелось оказать услугу Урашке, — Конечно, мой плюшевый! — добавила она улыбаясь.

— Только без сюрпризов! Знаю я тебя…

Урашка вернулся за стол и не без труда взобрался в своё кресло.

— Уведи его, — обратился он к кукле. — А ты, — перевел он взгляд на Алису, подавшись вперёд. Она подошла ближе, — А ты возьми вот это, — и он сунул ей в руки какой-то пакет.

Алиса улыбнулась, поклонилась и повернулась, чтобы идти. Улучив момент, Урашка ловко хлопнул ее по заднице. Лиса взвизгнула. “Может, мы еще и поваляемся!” — подумал он провожая взглядом ее изящные формы, быстро растворяющиеся в полумраке коридора его конуры.

Встреча

Сходка с Атино была назначена на следующий день. Встречу решено было провести в “Трёх Пескарях”, главном ресторане города, выдержанном в испанском стиле с просторным внутренним двориком, многочисленными колоннами и фонтаном.

Урашка пришёл на стрелку первым. Его команда заняла стратегически важный второй этаж, Атино подъехал в своей коляске к главному входу харчевни. Громила, тот который был справа, открыл ему дверь и помог выбраться из коляски. Громилы же, который прежде стоял слева, не было. Вместо него объявился какой-то новый неприятный заросший тип с огромными маховиками и несоразмерной пушкой на боку.

Атино и его люди проследовали в харчевню. Перед собой Атино толкал крокодила, передние лапы которого на этот раз были связаны, и на голову надет мешок.

Как только Атино вошёл во внутренний двор харчевни, второй этаже пришел в движение. Звери и куклы Урашки поспешно достали оружие и нацелили его на Атино и его сопровождающих.

— Урашка! Друг мой! — притворно-дружеским голосом обратился к буру Атино, — Я тоже страшно рад тебя видеть. К чему такие формальности? Скажи своему зверинцу, чтобы убрали волыны, ты же не хочешь сделать больно своему папане?

С этими словами Атино сдернул с головы крокодила мешок, стиснул его связанные на спине лапы и спрятался за спиной крокодила, чтобы его не было видно сверху. По второму этажу прокатила волна суеты, и звери Урашки подняли оружие стволами вверх. Кто-то даже положил свое орудие убийства на пол.

— Идиот! — прошипел Урашка, и пнул бестолкового зайца ногой, — Подними волыну, кретин, — сердито приказал он. Заяц неуверенно поднял пистолет, но не знал, что с ним делать и куда целиться.

— Атино, мальчик мой! — так же притворно-доброжелательно ответил Урашка, выходя вперед на балкон. — Я тоже страшно рад тебя видеть. Сейчас мы к тебе спустимся. — Он подчеркнул слово “мы”.

Атино нервно заёрзал, о чём свидетельствовали покачивание крокодила и то и дело показывающийся из-за спины крокодила обрубок деревянного носа.

Урашка спустился на первый этаж, ведя под руку старика Карло. Со стороны могло показаться, что он идет со своим отцом, так как никто не видел, что в другой руке Урашка держал длинный тонкий стилет, нацеленный старику точно промеж ребер. Старик, казалось, ничего этого не замечал, или не понимал, где находится и что происходит. Он с любопытством разглядывал двор харчевни и фонтан.

Урашка вместе с Карло остановился перед крокодилом. Атино не выдержал и вышел из-за спины крокодила.

— К чему нам такие формальности, Атино, мальчик мой? — продолжил Урашка, по-прежнему крепко держа старика под руку. — Я пригласил тебя на день рожденья, а ты привёл своих головорезов… Ай-яй-яй, нехорошо. — Урашка покачал головой, поднял руку вверх и щёлкнул пальцами. Люди Атино вздрогнули и схватились за оружие, но Атино подал им знак, чтобы успокоились. Набежали официанты в белых фартуках и бросились накрывать большой стол, стоявший подле фонтана.

— Думаю, пора положить конец нашей вражде, Атино, — сказал Урашка и посмотрел на Карло. — Вот, кстати, и отец твой приехал. Он слегка подтолкнул Карло вперед, всё ещё держа стилет за его спиной, — Вот и мой отец, как я вижу, тоже пришёл. — Урашка широко улыбнулся, обнажив большой некрасивый рот с отсутствующими зубами.

Чебы умели очень хорошо скрывать свои чувства, чего нельзя было сказать о бурах. Бур Атино, переминался с ноги на ногу, поскрипывая сосновыми суставами.

— Да, действительно, — после паузы согласился Атино, — Вот и крокодил тоже здесь, – буркнул он ещё что-то бессвязное, потом подал жест своим людям, и они развязали крокодилу лапы.

Атино подтолкнул крокодила вперёд. Урашка, в свою очередь, подтолкнул вперёд Карло.

Крокодил направился к Урашке, а Карло – к Атино. Как только они поравнялись, Урашка воскликнул: — Ну чего же это мы стоим? Прошу всех к столу! — И, первым последовав своему призыву, занял большущий стул в середине стола. Крокодил сел рядом с ним. Атино и Карло заняли места напротив. Их люди, куклы и звери тоже уселись по обе стороны стола.

— Забудем прошлое, Атино, мальчик мой! — неожиданно, неподдельно искренне и весело сказал Урашка, наливая вино и подавая стакан Атино. Атино недоверчиво понюхал бокал, поднеся его к обрубку носа. Урашка засмеялся, — Ну полно тебе, сосновая твоя голова! – И налил себе второй бокал из той же бутылки. — Давай-ка лучше выпьем. За будущее! — провозгласил Урашка, встал и поднял бокал, вопросительно глядя на бура.

Атино посмотрел на Урашку, тоже встал, поднял бокал и повторил: — За будущее! — И опрокинул бокал себе в рот. Чеб сделал то же самое.

— Ну вот и славно! — обрадовался Урашка и наклонился вперёд к Атино так, чтобы его не слышали, — Есть тут у меня одно дело, касающееся апельсинов… — В его плюшевом голосе послышались заговорчески-загадочные нотки. Глаза Атино загорелись, — Да-да, тех самых апельсинов, мальчик мой! — Чеб, засмеялся, — Мне нужен помощник. Апельсинов хватит на всех. — Урашка откинулся на спинку кресла, достал сигару и закурил, пуская кольца дыма. Братва гуляла. Он снова широко и неприятно улыбнулся и пустил дым прямо в лицо Атино, — Ну что, согласен?

Атино ухмыльнулся и протянул полированную сосновую руку с укороченным пальцем к короткой плюшевой лапе чеба.