Дышали стены перегаром,
Звало бутылочное дно,
И небо надувалось шаром,
Рассвета пестуя вино.

Я рисовал в себе пустыню
Стихом на кончике пера,
Благословило солнце иней
Пасхальным звоном серебра.

Остыли сизые туманы,
Забыв тепло блаженных рук,
Рыгали мелочью карманы
Алкоголично тощих брюк.

Гроза небритой бородою
Зелёную лобзала медь,
Лампадка с тонкою свечою
Звала молитвою согреть.

Кисель раздумий жаждал чуда,
Земная колыхалась твердь.
Целующий уста Иуда
Стучался снова в мою дверь.

Он предлагал мне власть над миром…
Под благозвон терновых страз
Он рисовал меня кумиром
И бородой при этом тряс.

Улыбкой напомадив губы,
Ломтями приторных тирад
Величие играли трубы
И восклицали невпопад.

Взамен просил лукавый душу,
Твердил, что сделка хороша…
А я его вполуха слушал,
Не понимая ни шиша,

Но отказался. Выпил двести
И, с хрустом закусив стеклом,
Я ворохи притворной лести
Взметнул бумагой над столом.

Летайте, строфы и сонеты!
Парите шаром Монгольфье!
Тщеславны многие поэты…
И бессеребрены не все…

Мой вечный враг – моя гордыня
Не может принести добра…
Зовёт меня моя пустыня
В стихах на кончике пера.