Мои чувства, как стеклянные стаканы на тонких ножках,
заполненные до краёв.
Стоит их лишь немного толкнуть,
и содержимое прольётся,
а воздух наполнится битым стеклом.

Это лабиринт фарфора,
идти по которому нужно крайне осторожно,
потому что предметы, стоящие на высоких полках,
никак не закреплены
и в любую минуту готовы пролиться дождём
из острых осколков.

Я – слон в своей собственной посудной лавке,
парализованный страхом своей неуклюжести.
К каждому предмету я приклеен скотчем,
так что даже самые далёкие вещи
готовы сорваться и упасть
от моего малейшего движения.

Я могу только осторожно дышать,
пытаясь сохранить этот хрупкий баланс.
Или, может быть, стоит всё разбить,
чтобы освободить себя от этого гнёта?
Разрушить этот музей нарциссизма
и скроить себя заново?

Может и стоит,
но я боюсь крови.
Боюсь, что алые лоскуты
будут слишком малы,
чтобы придать им прежнюю форму.
Я боюсь, что, сложив всё заново,
из стеклянной тюрьмы
выйдет уже совсем иное существо,
непохожее на меня –
Франкенштейн из шрамов и заплат,
злой и угрюмый, как сама ненависть.

Нет уж, лучше сидеть в посудной лавке
и бояться малейшего шороха и движения,
но оставаться самим собой,
чем рваться на свободу,
чтобы обрести её комом багрового фарша.

Простите мне моё уединение.